Сергей Афанасьев. Они говорят: «Не виновен?! Осудим условно!»
«Вы вот сейчас сказанное рационализируете, а я хотел бы вот так и оставить…,» - говорит Сергей Анатольевич Афанасьев в ответ на одно из уточнений ведущего в разговоре. И это очень точное замечание: музыка этого интервью такая, что передать его дословно практически невозможно. Собьется ритм (говорит он очень быстро и слаженно), а значит и будет испорчено впечатление. Но интервью такое информативное, что искренне рекомендую к прочтению. Сам же ограничусь отдельными, самыми яркими тезисами. Которые отражают не более одной пятой части разговора. Но иначе никак. Тот случай, когда только в оригинале слушать.
Недавно разрабатывали с относительно молодым коллегой позицию по делу, и он мне говорит: «Давайте вот здесь позицию ослабим и вот здесь… Ведь оправдательных приговоров не бывает». И я подумал, что за последние 10 лет выросло поколение практикующих юристов, которые на самом деле не видели оправдательных приговоров. И считают, что их нет.
В советское время оправдательных приговоров тоже не было, мы знаем статистику. Но в советское время был очень серьезный фильтр прокуроров. В 90-е годы они повалились. Оправдательных приговоров было много. Почему это произошло? Потому, что советские судьи, с теми установками, когда о гражданах говорили очень много, стали оправдывать. А потом это стало все меняться. После 10-х годов они пропали. Может быть надежда есть на суд присяжных, а профессиональный суд в плане оправдательных приговоров не работает.
Мне грех жаловаться. В прошлом, 2018 году, у меня судья оправдал одного убийцу. Но проблема была в том, что следователь направлял в суд дело без доказательств. Когда я ему об этом сказал, от ответил: «Не беспокойтесь, мы и с меньшими доказательствами дело в суды отправляем – все проходит».
Одного из моих клиентов, взятого с поличным с наркотиками и написавшего потом явку с повинной, оправдали. По причине недопустимых доказательств. Сегодня это невероятная ситуация. О недопустимости доказательств сейчас это миф. Один из прокуроров сказал в суде: «Вы там о недопустимости доказательств, бросьте – у нас 90% доказательств недопустимые, и что теперь?»
Я видел, как все в профессии менялось, как все преобразовывалось.
На полгода займи суды позицию строгого отношения к доказательствам, к допустимости, к доказанности, к стандартам доказанности… У нас очень низкие стандарты доказанности. И через полгода все изменится. Следователи начнут нормальные дела в суд приносить. И никто уже не скажет: «Не парьтесь».
По Гоббсу, государство появляется как альтернатива борьбы всех против всех. Потом оно начинает бороться с подданными. Они потом создают гражданское общество. Появляются институты сдерживания. Государство, любое, даже самое демократическое (по природе государства), относится к подданным либо как к рабам, либо как к врагам. Другого ничего не бывает. И гражданское общество начинает отвоевывать: придумывать законы, институты… Так вот, у нас гражданское общество не противостоит государству. Которое будет захватывать, кусать и кусать.
Никто из судей не признается в том, что не выносит оправдательный приговор, потому, что «мне сказали». «Нет, я сам так считаю… Надо, вынесу».
[с 9:25 очень большой и подробный разбор дела Устинова, который интересующимся можно смело разбирать на цитаты]
В начале восьмидесятых годов мой коллега в прокуратуре придумал красивую фразу: «Невиновен – осудим условно». Для нас тогда это была шутка, а сейчас она превратилась в реальность. И ее повторяет уже Золотов, начальник («Росгвардии»).
Судья Савельева судила Бродского потому, что он не работал. Тогда была такая статья. Она вынесла законный приговор. А судья Криворучко (по делу Устинова) вынесла незаконный приговор. Вот чем наше время отличается от того.
А не суд ли виноват в развале следствия? Суд. Говорим со следствием о проблеме умысла в деле. И он видит, и я вижу проблему. Но следователь мне же говорит о том, что это проблема не его, а - суда. Почему так происходит? Они считают себя государственниками, которые так борются с преступностью. Не за законность, а – с преступностью.
[с 17 минуты хорошо и подробно о разнице между судами в Москве, Петербурге и в российской провинции]
Суд предполагает, что обман между предпринимателями – это одно (риски заложены уже в само понятие бизнеса), а если украдены деньги государства, то мера пресечения превращается у судей в приговор: «пусть посидит и подумает». Здесь в этой логике вообще УПК есть? Это катастрофа.
[с 24 минуты – о судах присяжных и суровой их реальности]
Суд присяжных в том виде, в котором он должен быть, у нас не существует.
[с 31 минуты – о процессах Кумарина и Собчака, о давлении и подробностях дел]
Знаете, чем отличаются московские адвокаты от питерских? Московские с удовольствием все расскажут в подробностях, а питерские – было и было, а потом замолкают.
Дело Кумарина – это мой крест. 12 лет можно защищать человека, он находится все это время в изоляторе, и мы находимся все еще в середине пути. <…> Следователи, сейчас заканчивающие дело – нормальные ребята. А вот начинавший его следователь Пипченков – это какой-то запредел. Следователи делали операцию в дорогой клинике за счет обвиняемого, оплачено было картой… <…> Следователь Пипченков уезжал отсюда на Туареге. Первый платеж, он взял ее в кредит, был сделан потерпевшим… Тоже нет состава преступления.
Дело уходит в суд, хотя следователь знает – стрелял не Петров. Но Петрова осуждают, потому, что были какие-то договоренности о том, кто стрелял.
Люди сняли по объявлению гараж и хранили там автоматы. Они зачем-то посадили в тюрьму того, кто просто сдал им гараж. Те, кто хранили автоматы признались и вышли через два месяца. А тот – сидит ни за что. Его членом «тамбовской» группировки назвали.
Дело Барсукова было выведено из территории закона. И я увидел во что может превратиться эта дубина «особого порядка». Там многие просто признались, отсидели и уже вышли. Встречались, они говорят – признаться было проще, все равно сказали, что буду сидеть.
Не спрашивайте меня, на что «особый порядок» можно поменять. Я не знаю.
Все дела о технике безопасности – там пятьдесят процентов невиноватых. Я их расследовал еще когда был следователем. Это тяжелейшее: там тысячи инструкций, ничего непонятно, все друг другу противоречит. А особый порядок позволяет ни во что это просто не вникать.
Их логика: Виноват – пусть отвечает! Не за это, так за то.
Один мой приятель, работавший адвокатом, а потом судьей (сейчас на пенсии) - когда он шел работать. Говорил: я буду всех оправдывать, я буду по-честному… а потом, когда он стал работать, сказал: я за эту пенсию могу любого осудить. А пенсия у судьи в два раза больше чем у губернатора Ленинградской области. Мы говорили о сакральных причинах, почему суды такие. Так там есть еще и простые причины такие. Спокойные и банальные.
[с 44 минуты – о попадании под «пресс» силовиков и налоговой]
У нас в России компромата не бывает. Никого не задевает ничто. Но сотрудники обижаются иногда. И меня не раз хотели записать в члены ОПГ.
[с 47 минуты – о работе комиссии по защите прав адвокатов]
Половина обращений вообще нас не касались: "меня взяли с поличным при передаче взятки, но запись очень плохая и там ничего не слышно, помогите, комиссия…"
Про донос этих 32-х, все ссылаются на Конституцию… Но ты должен понимать, что адвокат – это сакральное. Ты не имеешь право писать заявления, тем более на своего коллегу. Почему? Ответа нет. Просто, ты – адвокат. И если человек продолжает с вами спорить – он не понимает, что такое адвокатура.
[с 55 минуты – об адвокате Юрьеве и деле «Росавиации»]
Не признать тенденцию на увеличение количества уголовных дел против адвокатов нельзя. Адвокатам все тяжелее с правоохранительными органами бороться. Вы должны понимать с кем имеете дело, соблюдать всю формальную часть… Мы находимся в тренде, когда всех все достали: общество, выборы, адвокаты… Но претензий к адвокатам справедливых больше, чем несправедливых. Такие люди, видимо, влились в адвокатуру. Раньше бы никому в голову не пришло подписывать никаких писем.
Я – адвокат, я должен прийти и сделать все, что должен. Адвокат в силу своей профессии не имеет права на радикализм. Читал письма «Пражского клуба», они там не сядут за какой-то стол с кем-то… Вы забыли кто вы есть?! Ребята, ваша профессия как раз в том, чтобы садиться со всеми за один стол и спокойно доводить свою точку зрения.
Адвокат, чтобы быть настоящим адвокатом, должен любить профессию. Наша профессия позволяет быть честным человеком и жить в согласии со своей совестью.